ДУЛИНА ПРОТОКА И… КАНАЛ СТАРИКА ГОРЯНИНА


В начале 1983 года я готовился к очередному областному семинару молодых литераторов, но чрезвычайная занятость по службе не позволила мне написать достаточное количество рассказов, тогда в один из выходных дней я решил просто сесть перед чистым листом бумаги и хоть что-нибудь да написать.

Долго сидел, прокручивая в голове разные сюжеты, но ничего подходящего подобрать не смог. Правда, вспомнился случай, когда злопамятный деревенский попик назвал новорождённого младенца Дулей, за то, что его отец как-то спьяну показал низкорослому и толстому, как колобок, «святому отцу» фигуру из трёх пальцев. Решил дать волю фантазии и… написал такое, чего в реальной жизни никак быть не могло.

Оскорбительное имя сыграло с Дулей злую шутку, поэтому, когда он вырос, то решил устроиться лесником, тем более что с детства увлекался охотой и тайгу знал также хорошо, как двор отцовского дома.

Стал он жить в небольшом домике на высоком берегу небольшой, но судоходной реки Кокши, откуда открывался живописный вид на колхозные поля и берёзовую рощу. Вскоре освоил ещё одну специальность бакенщика. Женился. Появились дети. Но ставшие частыми наводнения губили полюбившуюся рощу и родную деревню, стоявшую на противоположенном берегу Кокши. Вешние воды подмывали берег, на котором стояли дома, избы, амбары, огороды и они обрушивались в реку. Собственно, я взял всё это из реальной жизни; деревня Кокшенево, в которой родились моя мама и дед, очень страдала от таких наводнений, самые разрушительные случились в 1928, 1941 и 1947 годах. В итоге целая деревенская улица – Луговянка – ушла под воду.

В моём рассказе недавний фронтовик Дуля принимает стратегическое решение: прокопать обводной канал, и спасти рощу, и деревню от частых паводков. И это ему удаётся!

Я назвал рассказ – «Дулина протока». Но на семинаре был подвергнут такой «экзекуции», какая мне и не снилась. Коллеги по перу вдоволь поизмывались над моим произведением. Нужно признать, что мой «скоропостижный» рассказ в литературном отношении был действительно слабым, но главный его «недостаток» заключался в том, что он абсолютно не соответствовал соцреализму. «Какой-то там Дуля в одиночку копает канал! – возмущались руководители семинара. – Да такое может родиться только в воспалённом мозге». Одним словом, по мозгам мне дали основательно, но 14 января 1986 года этот рассказ, правда, под другим заголовком – «Протока», опубликовала омская областная молодёжная газета «Молодой сибиряк». А спустя почти семь лет мне случайно подвернулась под руку «Комсомолка» за 21 ноября 1992 года с газетным очерком Сергея Благодарова, который он назвал «Старик и речка». Так вот в нём было описано то, что, я создал с помощью своего воображения. И ещё! Оказывается, того старика звали Сергей Кузьмич Горянин». Удивительно, но когда я выписывал своего Дулю, то в качестве прототипа взял кокшеневского лесника Ивана Горанина, который, как и вымышленный Дуля (и Сергей Кузьмич Горянин!), прошёл фронт, был тяжело ранен и вообще слыл легендарной личностью.

Но вот строки из «Комсомолки»: «…Поворот реки Большой Ик в тот год «выстрелил» к самой околице деревни Назаркино. Бешеная весенняя вода била всю весну в берега, поворачивала их, «съев» оставшиеся пятьдесят метров яра до деревни.

В ту весну по срочным телеграммам ко многим старикам приехали дети. Подходили к обрыву, мерили глазами расстояние оставшееся до отцовских домов. Уже назавтра, скооперировавшись, начали раскатывать стариковские дома и куда-то увозить. К осени, когда засентябрило, в Назаркине осталось дворов семьдесят со старухами и стариками. Молодёжи в селе давно не было. Тревога утонула в снегах до весны.

…Поворота в душах московских чиновников в ту зиму старик Горянин не произвёл. Надев тяжёлый от орденов и медалей пиджак, фронтовик Сергей Кузьмич Горянин ездил в Москву «за правдой» (Дуля также вначале обивал пороги чиновников, правда, местных. – М.Р.). Он рассказывал в столице, как посредине затерянной в сердце России (в Башкирии. – М.Р.) деревушка Назаркино течёт река Большой Ик. Весной «она ровно бешеная» – моет берега, унося дома и могилы.

Поворачивал по-всякому разговор одноглазый старик (выбило миной правый глаз на фронте). Рассказывал, что уже пятнадцать лет местные старики дают наказ депутатам сельсовета и Кугарчинского райсовета, Верховного Совета Башкирии – с просьбой помочь выкопать обводной канал. Бесполезно. Наша власть нам мачеха.

Но и в столице старик получил поворот от московских ворот.

Сельчане всё поняли без слов, когда Горянин вернулся.

Поворот на очередную весну пришёл быстро. В те мартовские дни Сергей Кузьмич Горянин задолго до ледохода выходил на пустынные по весенним дням берега Большого Ика. О чём-то думал, мерил шагами берега далеко за деревней, поворачивал назад.

Перед самым ледоходом Горянин предложил землякам самим выкопать обводной канал, чтобы река обогнула деревню. Старики подняли Сергея Кузьмича на смех. После войны и позже, в 60-х годах, местные колхозники дважды пытались выкопать обводной канал – на каждый двор приходилось всего по три метра – и то не смогли. А тут чтоб полторы оставшихся в деревне калеки справились?

Ни с чем ушёл Горянин от земляков.

В ту весну река унесла ещё пять домов и сельский магазин.

И вот обычным весенним днём 62-летний инвалид Великой Отечественной войны Сергей Кузьмич Горянин в одиночку вышел за околицу родной деревушки Назакино со штыковой лопатой в руках под насмешки и издевательства земляков.

Поворот в тот год река не сделала. Но Горянин прокопал первые 30 метров канала двухметровой глубины. Работал от темна и до темна, до середины ноября, пока штык не перестал брать грунт. В октябре его засыпало дважды, и дважды его откапывала жена Матрёна Григорьевна, носившая старику обед в сырую глиняную щель. Сотни кубов выкинутой глины разрывали спину, стала ныть пустая глазница.

Следующей весной вода тоже не пошла по обводному каналу, только обрушила стенки и заилила русло. Всю весну, лето и осень старик расчищал канал, поднимал его стенки. Он углубил его до четырёх метров, дойдя до гранита.

…Поворот в сознании горянинских земляков так и не произошёл. Дня не проходило, чтобы кто-нибудь, отправляясь по грибы или на рыбалку, не завернул к Горянину на канал. Расстелив плащ на старые отвалы глины, вывороченные стариком, начинали беседу.

— Когда его в канале по грудь засыпало, я ему по-дружески говорил: «Увезут тебя, Серёга, отсюда вперёд ногами». А он мне кричит: «Уйди, тунеядец, — один из земляков Горянина заразительно смеётся, глядя на меня.

— Бывало, идёшь вечером с рыбалки, а он всё роет. Уже темнеет, но он шутит: «Я подопру солнышко, оно подождёт», — рассказывает почти глухой сосед Горянина Алтухов.

Прознав о «каком-то старике с поворотом», задумавшем повернуть реку, на канал заворачивало с неодобрительным выражением на лицах и районное начальство. Особенно невзлюбил старика тогдашний председатель Кугарчинского райисполкома М. Шарипов всячески унижавший Горянина.

Упрямый старик рыл и рыл канал, уходя всё дальше и дальше от деревни и отеческих гробов, по весне ежегодно уносимых Большим Иком. Прошло уже три года.

Своё 65-летие старик встретил на канале. Матрёне Григорьевна подарила ему новую штыковую лопату.

На четвёртый год, задолго до ледохода, Горянин выходил на заснеженный обрыв – за три года он прорыл по изгибу земного шара 80 метров канала и надеялся, что Большой Ик устремится канал, расширяя и пробивая течением русло.

Этого не произошло. Старик понял, что времени, отпущенного Богом до конца жизни, может не хватить. Всю весну он провозился с какой-то фантастической машиной из ржавых металлических труб.

К лету необычная конструкция была установлена на краю канала, вызывая новые издевательства земляков.

Поворот дел с установкой машины произошёл кардинальный. Это был ручной «кран» с нависшей над каналом двухметровой стрелой.

Старик лез на четырёхметровую глубину, наполнял ящик землёй, вылезал по лесенке наверх, запускал самодельный бензиновый моторчик и поднимал ящик наверх. И так сотни раз за день, как старая белка, — вверх – вниз, вверх – вниз…

«Механизация» только за один год помогла продвинуться старику на 150 метров с глубиной по всему руслу 4 метра.

…[И всё-таки] Сергей Кузьмич понял, что не успевает. В шестую весну горянинской работы река унесла целую улицу и «съела» больше половины огородов Назаркина. Село впало в полнейшую прострацию и оцепенение.

— Мы его всей семье уговаривали – бросай копать, не выдержит сердце, — рассказывала мне дочь Горянина, Мария Сергеевна. – У него правая сторона начала отниматься, надо было срочно переезжать оттуда…

Шестой год Горянин работал, как одержимый, продолжая по метру вгрызаться в землю. Дважды у него в тот год шла кровь горлом. Старик тогда понял, что вода не пойдёт по обводному каналу, пока не будет перегорожено основное русло реки.

Несколько месяцев он от темна, до темна рубил на берегу деревьев, обрубая сучья, шкурил, скатывая по брёвнышку к реке. Из брёвен связал плот, вбил в его середину вертикально торчащее бревно с прибитым наверху роликом. Через ролик пропустил веревку с привязанной чуркой. За верёвку поднимал чурку вверх, опускал верёвку – чурка уехала вниз. Так Горянин начал вбивать колья поперёк Большого Ика.

Поворот всей работы был сделан на 180 градусов. К осени старик перегородил половину русла реки. Теперь этот частокол надо было переплести лозой, сделав «плетень» на реке.

Нарубив лозы, старик несколько месяцев, до начала ноября, нырял ко дну, ощупью переплетая лозу. Тогда он получил «правостороннее воспаление лёгких», как записала фельдшерица. Тогда же ему, по выражению Матрёны Григорьевны, «захлыстнуло» лозой глаз. Поскольку другого глаза у Горянина не было, наступила тьма.

В тот день Матрёна Григорьевна уже принесла мужу обед, а, стало быть, помощи ждать было неоткуда (зеваки с наступлением холодов перестали ходить на канал). Старик просидел пару часов молча и пошёл наугад к деревне. Он потерялся, проблудив до рассвета по лесу. Утром его нашли километрах в сорока от Назаркина, старик бесчувственно сидел, привалившись к громадному осокарю.

Всю зиму Горянин пролежал в больнице, зрение левому глазу частично вернули.

…На седьмой год расчёты старика оправдались: тихая вода за его плотиной промёрзла почти до дна и вместе с самой плотиной застопорила весной основное русло. Паводок устремился по обводному каналу в обход деревни.

…Поворот в тот седьмой год горянинской работы река наконец-то сделала, обогнув по Большой дуге канала деревню. Назаркино было пощажено. Но в нескольких километрах за деревней Большой Ик вдруг споткнулся о стену сплошного леса. Этого старик предусмотреть не мог. Уровень воды резко поднялся, снёс стариковскую плотину, и вода снова хлынула по старому руслу в центре деревни, унося последние дома.

В тот же день Горянин поехал в райцентр за топорами.

И три года старик в одиночку рубил лес, разговаривал с деревьями, как с людьми. Он почти полностью ослеп, сломал семь топоров, а просека становилась всё длиннее и длиннее, уходя всё дальше от родного Назаркина. Старик работал и зимой, с фермы, где он до этого был сторожем, пришлось уволиться.

…Спустя десять лет каторжный труд был окончен. Старику исполнилось ровно 72 года. Десять раз он встречал свои дни рождения на канале. Канал длинной 550 метров, глубиной 4 метра и шириной метр был готов.

Следующей весной, спустя десять лет с того дня, как старик впервые вышел со штыковой лопатой за околицу, Большой Ик устремился в направлении, указанном ему горянинской рукой, — окончательно и бесповоротно.

ПОВОРОТ всей жизни произошёл с тех пор в Назаркине. Здесь уже выросла целая новая улица. В спасённую Горянинным деревню вернулись беженцы из Таджикистана и Азербайджана, коренные жители, когда-то жившие в Назаркине. Повернув реку, старик спас громадное хозяйство фермера Клима Кильмухаметова – Большой Ик остановился отвесным обрывом в четырёх метрах от фермы и коровника. Продолжается дело Горянина – в ином, новом качестве.

…Один великий старик написал «Как нам обустроить Россию». Другой великий уже начал её обустраивать, начав со своей деревни.

А самого старика Горянина мы уже не застали, он теперь в рати не земной, но небесной. В первый мой приезд в Назаркино я говорил и с Матрёной Григорьевной, женой старика. Теперь и она лежит рядом с мужем за общей оградой…»

Вот так вымышленное мною — совпало с реальным!

Михаил Речкин