Жил в райцентре Муромцево уникальный человече — Бессонов Коля! Сей алкогольный уникум мог общаться с людьми в стихотворной форме. Я сам в семьдесят первом году впервые стал свидетелем разговора Коли и дежурного райотдела милиции. Коля отбывал пятнадцать суток, и ему предстояло сходить в местную столовую за харчами для себя и сокамерников. Он взял два эмалированных ведра, подошёл к капитану и бодро стал докладывать: «Мне нужно получить хек на сорок человек…» И дальше в том же духе. Когда он ушёл, я спросил дежурного: «Он что — всегда так?»
«Запросто! — ответил тот, — Коля стихи на ходу сочиняет. А в зоне про лагерное начальство такую поэму «засандалил», что те неделю животы рвали…»
На следующий день была Родительская. Я смог попасть на кладбище только во второй половине дня, когда там уже никого не было. Но вдруг наткнулся на Бессонова. Тот, шатаясь, бродил среди могил, отыскивая оставленные на надгробиях стаканы с водкой и поминал усопших.
— Тебя что, уже освободили?! — невольно вырвалось у меня.
И тут неожиданно для себя, вместо пьяного «художественного» мата, услышал нечто уж совсем непривычное:
— Уйди… фосфор жизни…
С минуту я пребывал в состоянии лёгкого потрясения, но потом всё-таки взял себя в руки, догнал его и ответил тем же:
— Коля, знаешь, кто ты? — дёрнул я Бессонова за рукав.
— Кы-то?.. — икнул он.
-Ты поганофор!
— Не понял?!
— Поганофор — это поганая форма жизни, а ты её яркий представитель. Понял? — с большим удовольствием выдал я и быстрым шагом пошёл вон с кладбища.
Прошло двенадцать лет. И однажды я услышал по радио сообщение о том, что учёные-океанологи в Тихом океане на многокилометровой глубине, в кипящем слое воды, обнаружили потрясающе живучие бактерии. Вода, под колоссальным давлением, кипела здесь при температуре около двухсот градусов по Цельсию. Казалось бы, кто может выжить в таких адских условиях? Ан, нет! Микробам хоть бы что!
Но самое ошеломляющее прозвучало в конце! Учёные назвали этих микробов… погонофорами! (Я ошибся только на одну букву!)
* * *
Лето и осень 1997 года я провёл в родном Муромцево. И вот как-то, в конце октября, еду ночью на «жигулёнке» мимо «Сельхозтехники» и вижу в свете фар распластанную на дороге фигуру. Остановился. Вышел. Смотрю… Коля! Спит себе младенческим сном! На мёрзлой земле! И хоть бы тебе хны! А ведь ему уже за шестьдесят! Вот уж действительно, ни дать ни взять — настоящий погонофор!
Михаил Речкин
